Мертвых нет

И это правильно. «Молись Господу об упокоении усопших праотцев, отец и братий своих ежедневно утром и вечером, да живет в тебе память смертная и да не угаснет в тебе надежда на будущую жизнь после смерти, да смиряется ежедневно дух твой мыслью о скоропреходящем житии твоем», — писал святой праведный Иоанн Кронштадтский. И он же предостерегал нас от ленивого и теплохладного отношения к этому христианскому долгу: «Когда будешь молиться об упокоении души усопшего, принудь себя помолиться о нем от всей души, памятуя, что это существенный долг твой, а не одного священника и клирика. Вообрази, как необходим усопшему покой и как он нуждается в молитве за него живых, будучи членом единого тела Церкви, как бесы оспаривают у ангелов душу его и как она трепещет, не зная, какая участь постигнет ее навеки. Много значит перед Владыкой молитва веры и любви за усопшего».

А ведь как часто мы ограничиваем свое участие в молитве самым кратким посещением церкви и наспех написанной запиской, не собираясь даже присутствовать на панихиде! Или — еще проще! — подачей записки онлайн, в Интернете…

Давным-давно, на заре своего воцерковления, я пришла в воскресенье в храм — и увидела посреди его гроб. «Это Зоя Кузьминична, — объяснили мне, — прихожанка наша. Ты ее просто не застала: последний год она уже не могла в церковь ходить — батюшка сам к ней домой ходил. Вот сейчас последний раз будет здесь, с нами, Литургию стоять».

В тот момент, возле гроба неизвестной мне женщины, я осознала единство Церкви — земной и небесной; Церкви, в которую входят как ныне живущие, то есть дышащие еще земным воздухом, так и те, кто перешел уже в вечность. Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Лк. 20 , 38). Разница меж ними и нами — лишь в том положении, в котором мы находимся. Мы можем еще что­то менять — в себе, в своем отношении к ближним и к Богу. Они ничего изменить уже не могут, поскольку пребывают вне времени. Значит, вся их надежда — на нас. А у нас вся надежда — на Того, Кто слышит молитву. Ведь если для живых наших ближних мы можем делать многое, то для ушедших, по сути, только одно — молиться о них. Да, красивый памятник, цветы на могиле, большая фотография дома, цветы перед нею, теплые воспоминания в родственном или дружеском кругу, поминальный обед — это важно… Но только для нас самих.

Конечно, при жизни усопшие были очень разными людьми. Об ином, кажется, и молиться-то излишне: кто же спасется, если не он?.. А о другом человеке молиться страшно — грешник великий… Но святитель Феофан, Затворник Вышенский, предлагает нам оставить этот суд Богу и молиться ровно за всех: «Как о живых молимся мы, не различая, идет ли кто путем праведным или другим, так молимся и об отшедших, не доискиваясь, причислены ли они к праведным или к грешным. Это долг любви братской. Пока последним Судом не разделены верующие, все они, и живые, и умершие, единую Церковь составляют. И все мы взаимно друг к другу должны относиться как члены одного тела. <…> Участь отшедших не считается решенною до всеобщего Суда. Дотоле мы никого не можем считать осужденным окончательно и на сем основании молимся, утверждаясь надеждою на безмерное милосердие Божие».

Увы, как часто наша память о покойном бывает связана с огромным, неизбывным чувством вины перед ним! Сколько взрослых детей осознают свой эгоизм, свою холодность, нечуткость, небрежность, лишь похоронив уже своих родителей! И ведь ничего уже не исправишь, ничего… Но отчаиваться не надо. Вот как пишет об этом неизвестный священник, автор книги «Каждый день — подарок Божий», изданной в начале ХХ века и неоднократно переизданной уже в наши, новые времена: «Когда горе ваше готово обратиться в отчаяние, в безутешную скорбь по потерянному, вспомните о том, что вы еще имеете. Память об умерших не должна изгладиться из нашего сердца, любовь к ним не должна прекратиться, но память эта превращается в любовь к живущим и поощряет нас служить им, вспоминая умерших. Когда мы теряем наших близких, почти неизбежно является чувство сожаления и раскаяния в том, что при жизни мы не довольно их ценили, не довольно любили, не довольно ласкали, нам больно сознаться, что мы не отдали им всего, что могли, и теперь уже загладить этого нельзя! Но не следует слишком предаваться этому чувству, оно должно служить нам уроком в дальнейшей жизни. Вспоминая все упущенное нами в прошедшем, мы с большим усердием будем действовать в настоящем, и тогда сожаления наши не будут бесплодны, они превратятся в живую силу, в любовь, горящую желанием отдать себя на служение оставшимся. Вы, быть может, потеряли много? Но вы еще остались нужны многим. Сколько слез можете еще осушить, сколько страданий облегчить, сколько одиноких сердец согреть вашею любовью. Делайте же это, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать (Ин. 9 , 4)».

Эти слова неизвестного русского батюшки заставляют нас вспомнить, что молитва — не только в словах, она и в действии: если вера без дел мертва (Иак. 2 , 20), то и молитва, надо полагать, тоже. В память об ушедших, ради их спасения и блага нужно творить добро! И неплохо бы, кстати, вспомнить изначальное предназначение так называемых поминок — традиции, которая у нас совершенно извратилась: мы подменяем молитву дружным опустошением рюмок и тарелок и вполне серьезно считаем, что делаем таким образом «хорошо» покойному. А раньше за поминальным столом собирали голодных, нищих, вдовиц, сирот — среди них были такие, которые кормились только от кладбища.

В моем родном селе — там, где могилы двух моих бабушек, двух дедов и родителей — недавно появился добрый, на мой взгляд, обычай. В годовщину смерти человека родственники оплачивают в сельском магазине, скажем, весь хлеб, и каждый может взять себе буханку бесплатно; или часть привезенного в магазин молока — не для всех, а только для пенсионеров. А пенсионеров в селе много, да и у молодых доходы невысокие — и поминальное вспоможение нередко оказывается весьма кстати. Кроме того, каждый, взяв в магазине батон или бутылку молока, вспоминает покойного — соседа, одноклассника, товарища по работе в совхозных полях, учителя, фельдшера, почтальона… И таким образом сохраняется память о простых людях, живших и трудившихся на этой земле.

Святитель Иоанн Шанхайский писал: «Напитать голодного во имя усопшего, помочь неимущему — все равно что сделать то ему самому».

Димитриевская родительская суббота — это суббота перед днем памяти великомученика Димитрия Солунского — 8 ноября по новому стилю. Но в текущем году суббота перед 8 ноября — это 4 ноября, празднование в честь Казанской иконы Божией Матери; поэтому Димитриевскую субботу мы будем встречать неделей раньше, 28 октября.

Часто приходится читать и слышать, что Димитриевская — установленный святым князем Димитрием Донским день поминовения воинов, павших на Куликовом поле; ведь великомученик Димитрий — небесный покровитель князя, а историческая победа была одержана в сентябре. Есть и иная версия: что эта суббота стала днем поминовения усопших уже после смерти Димитрия Донского, в память о нем. Но никакими историческими документами эти версии не подтверждаются. В других источниках читаем, что обычай молиться за усопших в субботу перед днем памяти солунского великомученика старше «Мамаева побоища» и что не одни только русские поминают своих в этот день, но и болгары, сербы, румыны. Связь этой субботы именно с Куликовской битвой и традиция особо поминать на Димитриевскую воинов, отдавших жизни за Отечество, возникли, скорее всего, лишь в XVIII–XIX столетиях. Но, как бы там ни было, Церковь в этот день молится за всех своих чад, перешедших уже из земной и привременной ее области в область иную.

Газета «Православная вера», № 10 (726), октябрь 2023 г.